Посвящено Нине Б.

Мы с отцом возвращались с митинга. Был будний день. Митинг был хорошо организован, без нарушений. Были довольно горячие выступления, народ волновался и потрясал транспарантами.

Отойдя совсем недалеко от площади, где проходил митинг, отцу стало не хорошо и мы зашли во двор, который оказался очень милым небольшим садиком. В садике было две скамейки, на одной из которых сидела крошечная старушка в валенках, несмотря на то, что на дворе стоял Май. Отец почему-то сел рядом с ней, хотя вторая скамейка была пуста. Да и во всем скверике небыло ни души, за исключением этой старушки.

Она ни о чем не спрашивала. Казалось, что она и не реагирует на наше присутствие. Я спросил женщину, если мы ей не помешаем.

– Не помешаете. Скамейка не моя, для всех задниц подходит. А ты, чего, плох что-ли? – обратилась она к отцу. Голос ее совсем не соответствовал внешнему виду: он был молодым и певучим.

– Да что-то голова закружилась. Видно, долго на солнце стояли на митинге. А вы чего не пошли? Совсем же рядом. Там было очень много пожилых людей, ведь это в ваших интересах, что бы пенсионеров не обирали.

– А меня никто и не обирает, – ответила женщина, – у меня все есть. Вот сижу тут, греюсь на солнышке. И чего еще нужно? Тебе, видишь-ли, солнце напекло на макушку, а мне пользу приносит.

– Ну как же «чего еще нужно»? – отец стал волноваться, – Извините, но я вижу у вас нет как минимум четырех зубов! И квартплату повышают! И коммунальные услуги! А другие страны так и хотят нас поработить!

– Что мне жевать зубами? Я ем очень мало. Всему свое время. Тело стареет, поэтому и зубы выпадают. Так сколько же можно в одном теле находиться? Придет время и его не станет. И чего я буду силы тратить на зубы, которые мне не нужны!? Слава Богу есть чем жевать. Ты лучше посиди спокойно, вот сынок пусть сбегает воды тебе купит, да перекусить. И пересядь в тень, ишь, ко мне притулился!

Когда я вернулся обратно, то увидел, что отец сидит на соседней скамейке в тени. Женщина говорила.

– Китай, говоришь, территории скупает? Я так понимаю, что если товар есть, то и покупатель найдется. Я бы, может, тоже купила бы степь раздольную, если бы деньги были. А чего не купить-то? Моя бы степь была, каталась бы я по ней на тракторе. Ноги только плохо ходят, а то и побегала бы! А не хочешь, чтобы Китай скупал территории, не продавай. Они ведь не силком берут.

Отец выглядел намного лучше, но все таки выпил половину бутылки воды и принялся за пирожок. Я предложил женщине пирожок, но она отказалась.

– Как же вы выживаете? – спросил отец старушку, – пенсия, небось, не велика. Да и несправедливость кругом какая! Упустили страну совсем!

– Пенсия не велика, это правда. Да люди ведь кругом – заботятся. А жизнь – справедлива. Все, все кругом справедливо. Поэтому на ваши митинги я не хожу. Дай-ка монетку любую, – вдруг попросила старушка.

Я вытащил кошелек и достал монету. Старушка взяла ее и сказала:

– Вот монетка. Скажем, что это наш Мир. У монеты этой две стороны, как ты говоришь, одна справедливая, а другая – не справедливая. Но монета-то одна!

– И чего? – спросил отец.

– «Чего, чего»! У всего есть положительная сторона. Нет худа без добра.

– Какое же тут добро, когда народ доведен до нищеты?

– Очень даже добро от этого. Значит народ должен обратить на что-то внимание. Ты ведь когда на кого-то пальцем указываешь, три пальца из пяти обращены обратно к тебе же.

Отец даже попытался проверить и направил указательный палец на меня.

– Да? – отец стал нервничать, – и на что же именно он должен внимание обратить?

– Ты не «он» говори, а «Я» говори. Ты же и есть часть народа. Вот с себя и начинай. – Женщина говорила очень спокойно и ровно, в голосе не было ноток нравоучения и отец опять стал успокаиваться.

– Хорошо, на что Я должен обратить внимание? Вот сын взял кредит на квартиру, – и отец кивнул в мою сторону, – а теперь рубль скачет, как отдавать?

– Не бери кредит *. Живи на то, что есть или копи.

– Так ведь пока копить будешь, жизнь пройдет.

– Кредит – это тюрьма. Сегодня есть у тебя чем отдавать, а завтра может и не быть. И ни квартиры не останется, ни денег. Вот и жизнь пройдет в тюрьме. На свободу пойдешь с чистой совестью?

Внешность старушки никак не вязалась ни с ее моложавым голосом, ни с ее манерой разговора. Беседа становилась очень интресной и я был рад, что нам пришлось зайти в этот дворик в одном из центральных районов города.

– Ну знаете ли, что же теперь совсем и не радоваться жизни? Ничего не покупать?

– Покупай, покупай. Да только на то, что имеешь, а не на деньги из воздуха.

– Ладно. А что скажете на иностранные продукты? Своего ничего не осталось! Тоже, скажете, добро от этого?

– Еще какое добро! Участок есть?

Мы с отцом оба кивнули головами в знак наличия дачи.

– Вот и сажай там что можешь. Сколько вам на семью надо? Даже на балконе можно вырастить много чего. Правда, корову на балкон не поставишь.

– Не любил я никогда с землей возиться. – сказал отец, – не интересно мне. И дети к земле равнодушны,и жена. А травят нас гадостью всякой, выращивают все продукты на химикатах. И как с этим бороться по вашему?

– Раз не любишь в земле возиться, тогда найди возможность зарабатывать достаточно, что бы покупать хорошие продукты. Тебе сколько лет-то? На вид около шестидесяти, как сыну моему. – И отец кивнул в знак согласия, – ясно дело, что уже не заработаешь больше чем имеешь, тогда ешь меньше. Ишь пузо наел! Ешь меньше, но только качественные продукты.

– Ух, бабуся, вам легко говорить. В старости и есть хочется меньше. Кстати, простите, сколько уже разговариваем, а имени вашего мы и не спросили.

– Люди Бабой Федей зовут. Я никогда много не ела, да вот уже сорок лет как перешла на вегетарианство.

Тут отец потерял дар речи. Он, пожалуй, никогда и не видел ни одного вегетарианца и всегда считал, что это удел хипповой молодежи.

Старушка воспользовалась молчанием отца и сказала:

– А бороться с этим как? Очень просто: Не играй в игры тех, против кого митингуешь и уже дело хорошее сделаешь.

Тут я все же вступил в разговор:

– Давайте подведем итог. Довольствоваться тем, что есть?

– Ага, – ответила женщина, – не бери взаймы у банкиров.

– Сократить потребление продуктов.

– Сократить, сократить. Важно еще не быть привязаным к ним. Языку хочется что-то вкусного, понятно дело. Так на то у тебя и мозги, чтобы язык свой приструнить.

Отец уже отошел от легкого шока и опять спросил:

– Цены повышают, разве не безобразие это? Тоже на пользу?

– Не хапай все подряд, покупай только необходимое. Научись ценить то, что имеешь. У меня еще кухонная утварь есть от моей матери оставшаяся. И деньги были, а не покупала другого. Зачем, когда все было в хорошем состоянии?

– Хамство кругом растет, – не унимался отец, – молодежь совсем старших не уважает.

– Не отвечай хамством на хамство. Молодежь от старших учится.

– Медицина совсем продажная стала. Тоже хорошо? Вам ведь лечиться нужно, не так ли?

Лицо женщины на какое-то время оживилось, в глазах появился огонек.

– Тоже хорошо. Ищи пути к выздоровлению самостоятельно. Профилактика важнее лечения.

– Образование?

– Первые учителя у детей – их родители. Обучайте детей самообразованию. Отвечайте на их вопросы, побуждайте искать ответы.

– А миграция? Чурок понаехало видимо-невидимо. У нас работу забирают.

– У тебя что-ли работу забирают? Сам ведь сказал, что в земле копаться не любишь. А они не против. У них семьи, которые надо кормить. Если бы им хорошо было на родине, поехали бы они за тебя делать грязную работу? Чурка твой выживет в трудных условиях, а ты? Вот говоришь, что не уважает тебя молодежь. А ты чурку не уважаешь. А чем он от тебя отличается? Вот и бегаешь как белка в колесе. Ну побегай, может пузо меньше станет.

Тут я расхохотался, а отец замолчал, будто размышляя, как бы ответить на такие обидные слова.

– Милиция – полиция продажная. Чего скажете?

– Этак мы с тобой второй круг в беличьем колесе накручиваем. Говорю же тебе, что монета одна. Вот дома и поразмысли ходить тебе на митинги или воспользоваться очень нужным инструментом – Разумом.

На протяжении всего разговора в сквере появлялись несколько человек, взрослые и школьники. Несколько машин приехало, несколько уехало. Те, кто проходил мимо скамеек, здоровались со старушкой, улыбались ей. Двое спросили если ей чего-то нужно.

Отец совсем был озадачен всем происходящим и я понимал, что нам пора ехать домой. Нам предстоял долгий путь в метро, так как машину я оставил дома из-за проблем с парковкой.

Я уже был готов закончить разговор, как к старушке подошел молодой мужчина моих лет и сказал:

– Привет, баба Федя. Пора домой. Давайте потихонечку вставайте, я вас доведу.

Он помог женщине встать со скамейки и они очень медленно направились к парадной. Я предложил свою помощь. Мужчина поблагодарил и сказал, что ему не в первой и он справится сам. Баба Федя обернулась к нам и сказала:

– Не обижайтесь на старую. Сил уже нет на реверансы и пустую болтовню. Говорю, что думаю. А случиться быть здесь опять, заходите, погреемся на солнышке. А может вам в туалет надо перед дорогой?

Мы с отцом приняли это предложение с огромной радостью. В просторном лифте стояла табуреточка, на которую баба Федя села. Когда мы уже были готовы уходить из квартиры старушки, мужчина спросил где мы живем. Я сказал, что родители живут в новостройках, а я с семьей в соседнем районе.

– Так я вас подвезу – сказал мужчина – мне в ту сторону ехать.

Отец заупирался от неловкости, он вообще не любил быть обязанным никому. Но мне было ужасно интересно узнать побольше о бабе Феде, да и отца распирало любопытство. И мы согласились.

Распрощавшись со старушкой и поблагодарив ее за чудесную компанию и интересный разговор, мы вышли на улицу и сели в машину к мужчине.

Он будто ожидал наших вопросов и сразу стал рассказывать.

Бабу Федю звали Федорой Андреевной. Лет тридцать назад маленькая девочка назвала ее Бабой Федей. Прозвище сразу закрепилось. Было ей около восьмидесяти восьми лет. Под конец Второй Мировой войны она успела побывать медсестрой. А потом поступила в медицинское училище,затем в институт. Всю жизнь проработала участковым врачом. Предлагали ей место заведующей отделением в больнице, да она отказалась, желая быть ближе к людям. Она лечила три поколения, все в округе знали ее лично. И любили. Не только за врачевание, но за мудрость. Приходили за советом даже домой. Ее муж и сын терпели и наплыв людей дома, и задержки на работе, и посещение глубоко в подполье мистической группы, активным членом которой она была. Муж, который умер десять лет назад, тоже был врачом, заведовал больницей. Сын – хирург, живет и работает в другом городе.

– Как же так? Женщина то совсем старая, как же сын ее оставил одну? – спросил отец.

– Поначалу он настаивал на переезде матери, но она категорически отказалась, говоря «Я здесь нужна. А ты там нужен. Зачем нам быть одним телом в одном городе? Лучше разделимся и будем приносить пользу вдвойне». Сын – ведущий хирург, имеет вес даже в правительстве города, при этом в политику не лезет. К нему так же тянутся люди, как и к матери.

Вот только недавно она стала сдавать. Однако ей не приходится ни готовить, ни стирать, ни убирать. Все делают соседи. Помогаем всем чем можем. Сын прилетает очень часто. Внук и внучка тоже частые гости. Но покоя бабе Феде нету. Молодежь ее донимает, просятся к ней на беседы. А она не отказывает никому. Да что далеко ходить: сын мой со своей подружкой постоянно у нее пропадают. Да еще приятелей приводят.

– Ага, – сказал отец, – все таки не одинокая она, и помогают ей. А ведь миллионам стариков не помогают. Разве это справедливо?

– Думаю, что справедливо, – ответил мужчина, – она всю свою жизнь только и делала, что заботилась о ближнем. Теперь эта забота к ней возвращается.

А вы обратили внимание на наш двор? Баба Федя бросила клич лет двадцать назад, чтобы посадить плодоносные деревья и кусты. Теперь у нас три яблони, кусты смородины и малины. И небольшой огород. Только сейчас молодежь нашего района, да и других, подхватила эту идею и пытается уговорить соседей и начальство, чтобы разбить такой же сад в своих дворах.

Я вам, мужики, так скажу, – продолжил мужчина, – Повезло вам сегодня чрезвычайно, что вы встретились с нашей Федорой Андреевной. Загадывайте желание. Да только такое желание, которое не из башки идет, а от самой совести.

Мы подъехали к своему району и попросили мужчину нас высадить. Хотелось пройтись немного пешком и осмыслить происходящее. Я предложил ему денег, но он сказал:

– Мне все равно нужно было сюда ехать, у меня здесь один из цехов расположен. Как же можно брать деньги?

 

Мы вышли из машины и мужчина тоже вышел. Он обнял сначала отца, потом меня. Было такое ощущение, что мы давние знакомцы. Мы обменялись телефонами и он уехал.

За обедом отец молчал. Мать спрашивала как мы сходили на митинг, но отец будто находился где-то со своими мыслями. Я только сказал маме, что все ей расскажем чуть позже, когда отец придет в себя.

Когда я уже уходил поздним вечером, отец, провожая меня, сказал:

– Знаешь, сынок, надо бы саженцев каких-нибудь купить, на даче посадить. Я с соседом посоветуюсь, он то у нас, сам знаешь, садовод. Рад будет совет дать. А на митинги я больше ходить не буду. Жарко больно под солнцем стоять.

И мы рассмеялись.

——————————————————————————————————————————————————————————

* Кредит – В США, в данном контексте, “mortgage” – слово, которое в корне несет понятие смерти. От латинского mortuus (dead – смерть, мертвый). Примечание автора.

Лена Смирнова,

9-10 Июня, 2015, Somerset, NJ.